=448= мимо «Гранд-отеля», где остановился Шаляпин, я увидел довольно большую группу любопытных, поджидавших его. Шаляпин вышел из гостиницы в наглухо застегнутом пальто и, помнится, без шляпы. Лицо его было бледно, озабоченно, почти сурово, губы сжаты. Он молча, не глядя ни на кого, как будто не слыша своей фамилии, произносимой кругом громким шепотом, сел на поджидавшую его пролетку и уехал. Вслед ему неслись крики: «Шаляпин! Ура!»……всебыло спето в этот вечер великолепно. Но хочется остановиться на том, что даже почти через полвека, по сей день, живо и незабываемо. Прежде всего – это спетые в первом отделении «Пророк» Римского-Корсакова (на слова Пушкина), «Менестрель» Аренского (на слова Майкова) и «Три дороги» Кенемана. Первая половина «Пророка» была спета с какой-то особой внутренней сосредоточенностью. Певец как бы вспоминал давно минувшие сокровенные видения и мысли. Он был еще, казалось, таким, каким я видел его на улице перед концертом.Затем в его голосе появились суровые и резкие интонации:«И он к устам моим приникИ вырвал грешныйМой язык…» и лишь с первой строкой заключительной фразы «Восстань, пророк! И виждь и внемли!» – глаза его широко раскрылись, голос зазвенел, и животворная, горячая волна его колдовского голоса заполнила зрительный зал.В балладе Аренского о менестреле, полюбившем принцессу и за это казненном королем, поразительно было богатство и разнообразие интонаций, с которыми пелась одна и та же, много раз повторяющаяся фраза: «Молчите, проклятые струны!»Особенно должен быть отмечен шумный успех «Трех дорог». Написанный на слова М. Конопницкой, этот романс был в те<<<назад<<< * переход на стр. 1-455 * оглавление* выход * >>>далее>>> * * *