=487=
Александрова упрекали за слова («нас вырастил Сталин» и т.п.); гимн Глинки, напротив, за то, что он остался бессловесным (не подразумевалось ли: бессловесным в духе многозначительных ельцинских пауз?). За текстами стояли контексты. «Александровщина» для ее критиков – это репрессии (хотя и великая победа 1945 года с ее позднейшими аналогами: победами отечественного хоккея и фигурного катания). «Глинкинщина» для сторонников советской мелодии – олигархи и дефолт (хотя в то же самое время – дореволюционная Россия). Ход мысли можно продолжить: вагнеровщина – отчасти нацизм (ведь Гитлер сделал Вагнера официальным композитором третьего рейха); вердиевщина – не в последнюю очередь итальянский фашизм (по причинам музыкальной политики Муссолини), а бетховенщина – в значительной степени ленинизм (поскольку «изумительная, нечеловеческая музыка»)…
На музыку обязательно что-нибудь исторически налипает, если она имеет более или менее массовую аудиторию. Самими
собой в текущем восприятии остаются лишь сочинения крайне эзотеричные или предельно графоманские. Но чем шире звучит музыкальное произведение, тем больше разных контекстов, по-разному для разных слушательских категорий значимых, прикрепляется к нему Слова – не главное. Они, как ни странно, вторичны.
* * *
Лютер брал мелодии, которые циркулировали в народном репертуаре столетиями, порой с весьма скабрезными стишками, и перетекстовывал их. Получился корпус протестантских хоралов, увековеченный, в частности, в великих созданиях И.С. Баха. И до Лютера поступали так же, даже еще рискованнее. Существовал в XII-XIV веках церковный жанр – мотет. Особенность его заключалась
<<<назад<<< * переход на стр. 1-601 * оглавление* выход * >>>далее>>> * * *