=420= приложима к любой музыке, как бы наслаиваясь на нее, в первом же тембр определяет собой мелодию, гармонию, ритм, образность, т. е. становится интонационным единством. Очень хорошо помню, как в 1912 году поразило слух и сознание начало «Весны священной» Стравинского с выразительнейшим «наигрышем» фагота: тембр стал образом. А ведь тогда наш слух был очень избалован красочными лакомствами французского импрессионизма, легко усваиваемыми. Например, Череп-нин в своей музыке, приятной лирически, со вкусом прилагал тембр как краску к самому разнообразному материалу и достигал, как и многие, очень красивой расцветки и игры красочных пятен. Но это уже начал давно делать и делал прекрасно на протяжении всей своей блестящей художественной деятельности Римский-Корсаков. Современники даже с каким-то упорством отделяли в нем талантливого композитора от прекрасного, «вне сравнений», инструментатора. Однако проницательный ум чуткого к тембру композитора вел его вперед и вперед; когда, уже после смерти Николая Андреевича, поставили «Золотого петушка», то впечатление от II акта было потрясающим-, тембры оркестра и голоса Шемаханской царицы стали живым, выразительным языком. Если бы не досадная комедийная, вернее опер-но-шутовская, ситуация с натуралистическими интонациями глупого царя и его воеводы, все время срывающими чудесную роль тембров, музыка эта была бы открытием нового мира интонаций.19 Выше я не напрасно назвал Берлиоза и Шопена. У обоих предчувствия выразительности и содержательности языка тембров были налицо. Шопен все же, как музыкант интеллектуально тоньше<<<назад<<< * переход на стр. 1-492 * оглавление* выход * >>>далее>>> * * *